Одним из недостатков характера русских я считаю неспособность работать систематически. Человек русский может работать только в авральном режиме. Да, в авральном режиме русский человек решительно страшен — он может свернуть горы, повернуть реки вспять и сделать вдесятеро больше, чем смог бы сделать немец или англичанин. Но при этом он совершенно неспособен работать непомногу, но каждый день.
Ларчик мне наконец-то открылся когда я почитал книгу Милова “Великорусский пахарь и особенности российского исторического процесса”. И всё это связано с тем, что для земледелия на основной части России ежегодно отводился крайне короткий срок — около 130 дней (а это ещё, братцы-кролики, без вычета барщины, сенокоса и других мероприятий). Во Франции же для полевых работ срок значительно дольше — до 10 месяцев. Это даёт французу возможность заниматься земледелием именно что понемногу, но зато каждый день. А в России земледелие это есть постоянный аврал, полная мобилизация всех сил — иначе нельзя. Стоит ли удивляться тому, что эта черта стала поистине национальной?
И вот ещё вторая черта русских, за которой стоит вполне объективная историческая правда — полное пренебрежение к своим жилищам. Дом для русских заканчивается входной дверью. Что там дальше, как всё это выглядит снаружи — всем наплевать.
Возьмём Ключевского:
“Крестьянские поселки по Волге и во многих других местах Европейской России доселе своей примитивностью, отсутствием простейших житейских удобств производят, особенно на путешественника с Запада, впечатление временных, случайных стоянок кочевников, не нынче-завтра собирающихся бросить свои едва насиженные места, чтобы передвинуться на новые. В этом сказались продолжительная переселенческая бродячесть прежних времен и хронические пожары – обстоятельства, которые из поколения в поколение воспитывали пренебрежительное равнодушие к домашнему благоустройству, к удобствам в житейской обстановке.”
Вот вам и объяснение — хронические пожары и постоянные переселения (см. подсечно-огневое земледелие — им можно кормиться только несколько лет, потом надо съезжать на новое место).
Так что во многом действительно — “место такое проклятое”.